ИСЛАМСКИЙ ФАНАТИЗМ И ГЕНОЦИД АРМЯН (ЧАСТЬ II)
 Эмиль Диллон: «Сасунская резня заставила содрогнуться самые холодные сердца. Но это избиение было небесною милостью в сравнении с адскими деяниями, которые совершаются каждую неделю и каждый день в течение года. Жалобные стоны голодающих детей, стенанье стариков, которым привелось увидеть дела, не поддающиеся описанию, страшные крики насилуемых девушек и нежных малюток, вопли матерей, лишившихся детей, благодаря преступлениям, по сравнению с которыми убийство было бы благодеянием, нечеловеческий визг женщин, извивающихся под лозами, эти тщетные голоса крови и мучения, умирающие в пустыне, не встретив отклика ни на земле, ни на небе,— все это вместе взятое оставляет в тени Сасун и все его ужасы». Одновременно турки устроили массовое убийство армян в Трабзоне, где было убито и заживо сожжено около тысячи человек. Это событие стало провозвестником организованной турецкими властями серии массовых убийств армян в Восточной Турции. Посланные султаном провокаторы собирали мусульманское население в самой крупной мечети города, а потом объявляли от имени султана, что армяне начали восстание против ислама. Мусульманам предлагалось защитить ислам от неверных и, поощряя грабежи армян, разъяснялось, что присвоение мусульманином имущества мятежников не противоречит Корану. Эмиль Дилон в своих записках вспоминает: «Армяне могли бы улучшить свое положение, если бы они действительно хотели этого, - сказал мне недавно один англичанин с серьезным и убежденным видом. - Им стоит только перейти в магометанство. Без сомнения, Бог не накажет их за это». Это, конечно, верно, что с того момента, как они приняли бы ислам, их мучения прекратились бы, и что теперь, являясь по своим страданиям мучениками, они не получают мученического венца и считаются презренными «преступниками». Многие, силы которых были слабы, нарушили свое внутреннее убеждение и отказались от веры, другие готовятся сделать то же самое. Некоторые из тех, с которыми мне приходилось говорить, спрашивали меня, посоветую ли я им спасти свои семьи от позора и смерти, признав, что существует единый Бог и пророк его Магомет. Я отвечал выражением надежды, которую я питаю только отчасти, что христианская Европа вовремя придет им на помощь и избавит их от необходимости выбирать между такими альтернативами. Одно несомненно, если они перейдут в магометанство, то должны сделать не только наружно. Отступления быть не может, потому что жестокая смерть в самой жестокой форме явилась бы наказанием за отступничество».  Другой тактикой Абдул Гамида стало насильственное обращение армян в ислам. Эта операция была поручена Шакиру-паше, занимающему должность инспектора отдельных округов в Азиатской Турции. По мнению Лорда Кинросса, задачей Шакира-паши было планирование и исполнение массовых убийств и сокращение численности с перспективой полного уничтожения армянских христиан. Армянам удалось организовать противодействие в Зейтуне, где отряд из членов партии «Гнчак» нанес поражение турецким войскам. Лорд Кинросс считал наиболее жестокой и варварской резню в Урфе, где армяне составляли до трети населения города. Он описывет её следующим образом: осажденные армяне спрятались в кафедральном соборе и потребовали официальной защиты от турецких властей. Командующий турецкими властями дал им такую гарантию, после чего группа армян направилась к местному шейху. Тот приказал бросить их на землю и, прочитав над ними молитву, перерезал всем горло. На следующее утро толпа мусульман подожгла собор, в котором спрятались армяне, и сожгла заживо полторы тысячи человек. Днём чиновники-мусульмане, посланные оповестить армян, что убийств больше не будет, вырезали последние 126 армянских семейств. Общее число убитых армян в Урфе составило более восьми тысяч.  Известия об этих массовых убийствах заставили Британию, Францию и Россию потребовать создание комиссии по расследованию, однако Абдул Гамид назначил свою комиссию «для расследования преступного поведения армянских бандитов». В столице империи Константинополе армяне, ведомые партией «Гнчак», провели демонстрацию, чтобы вручить правительству Порты петицию. Демонстрация была разогнана турецкой полицией, после чего последовали десять дней террора против армянского населения Константинополя. В результате этих действий, согласно Лорду Кинроссу, к концу 1895 года в Турции было уничтожено от 50 до 100 тысяч армян. В августе 1896 года группа дашнаков захватила здание Османского банка и, угрожая взрывом банка, потребовала от турецкого правительства провести обещанные политические реформы. В результате переговоров директор банка, сэр Эдгар Винсент, убедил нападающих покинуть здание Банка под его личную гарантию безопасности. Великий французский географ и историк, член Парижского Географического общества Жан Жак Элизе Реклю вспоминает: «Избиения армян, организованные с таким знанием дела, что невозможно в них видеть последствия народного восстания или войны между расами, явились самыми ужасными из всех современных зверств, представляющих наибольшую сумму преступлений. В самом Константинополе избиения с 26-го по 29-го августа 1896 года производились с такой планомерностью, которая свидетельствует о сознательной воле и хладнокровной рассчетливости организаторов убийств. Дома обреченных на смерть армян были накануне помечены мелом; несчастные, подстерегаемые со всех сторон, не могли и думать о бегстве; им оставалось только терпеливо покориться неизбежному. Затем, на заре, мясники и люди кровавого ремесла, специалисты по резанию животных, начали свой поход и без суеты, без криков быстро принялись за работу – прикалывание своих жертв: почти везде резня происходила среди бела дня, на пороге самих домов, которые должны были сохранить на себе кровавое пятно в знак монаршего гнета. Таким образом, погибли во цвете лет тысячи людей». По мнению Лорда Кинросса турецкие власти использовали и этот случай в качестве предлога для нового массового убийства армян. Русский писатель Александр Амфитеатров осудил бездейственность дипломатии. В своей книге «Армянский вопрос» о константинопольских ужасах 1896 года он пишет следующее: «Самым страшным эпизодом бойни было ночное опустошение рабочего армянского квартала, где константинопольская полиция подозревала лагерь, так сказать, будущей армии революционного движения. Здесь работали уже не «сволочные люди», как выражался о хулиганстве наш юридический язык в XVII веке, но войска местного горнизона. Сонных, ничего злого не ожидавших, людей резали врасплох, как баранов, - без выстрела: пущены были в ход лишь приклад, штык, тесак и дубина с чугунным набалдашником – орудия молчаливые, но страшные в решительных и опытных руках. Сдаваться на волю победителей, просить пощады помогало столько же мало, как и защищаться голыми руками! Трупы грузились в старые каюки, хорошо заваливались камнями, увязывались веревками и, затем, вывозились на Золотой Рог, где, подальше от берегов, пробоина в носу или под кормою опускала каюк на дно. Затем, когда убийство утомилось брызгать кровью и мозгами человеческими, полиция стала топить и живых людей. По крайней мере десять человек на разных европейских судах константинопольского порта рассказывали мне, слово в слово и с одинаковым ужасом, как заря обнаружила им, бессильно наблюдающим со своих палуб, лишенным какой-либо возможности вступиться, - эти трагические каюки, с которых, как куклы, падали в воду связанные по рукам и ногам люди с заткнутыми ртами, и ряд полицейских каюков следил, чтобы никто не выплыл, и, если жертва не сразу шла ключом ко дну, но барахталась на поверхности, ее добивали веслами... Нейтралитет держав, в том числе и нашего отечества, был соблюден с такою строгостью, что некоторые армяне, все-таки ускользнувшие от потопления, не были приняты на европейские шлюпки и, настигнутые преследователями, погибали на глазах тех, у кого напрасно молили защиты. Только французы не выдержали характера – кое-кого спасли и приютили... Затем Абдул Гамид не может и не хочет пощадить армян потому, что в его глазах они – естественные враги ислама и азиатские союзники христианской Европы, а прежде всего – России». Амфитеатров отмечает, что Армения – первое государство древности, принявшее христианство, как государственную религию. Лишь после тысячелетней борьбы один на один с воинственными волнами ислама, армяне встретили некоторую нравственную поддержку христианского государства - в царстве Московском. В благодарность они сделались усерднейшими носителями русской культуры и проводниками русского политического влияния вглубь Азии. В течение двух дней при очевидном попустительстве власти турки забивали до смерти любого попавшегося армянина, убив более 6000 человек. На второй день бойни представители 6 европейских держав заявили протест Турции, а к вечеру англичане начали высадку военных моряков, что остановило убийства. «Большинство западных стран сурово заклеймили это чудовищное преступление, причем яростнее всех выступал британский государственный деятель Гладстон. Однако германский кайзер Вильгельм II, памятуя о проекте железной дороги Берлин— Багдад, нанес государственный визит в Стамбул и публично обнял льстивого командира «верных», - пишет об этой странице истории профессор кавказских исследований в университете Лондона, специалист по истории Грузии и Армении, а также древней Болгарии Дэвид Лэнг. Европейские державы направили в министерство иностранных дел Турции серию коллективных нот, в которых они устанавливали факт, что резня не была спонтанным явлением, а проводилась под присмотром властей. Турецкие власти обещали произвести аресты виновных, но так и не сделали этого. Андрей Мандельштам заметил, что «армяне только защищались и никогда не нападали первыми на турецкие отряды».  Достоевский в «Дневнике писателя» отмечает, что если русский жертвует «в пользу славянина, воюющего с турком, хотя бы даже и из единоверия, то ведь победы ему желаю над турком вовсе не потому, что тот мусульманин, а потому лишь, что тот режет славянина, тогда как татарин, переходя к турке, может это сделать единственно лишь из той причины, что я христианин и что будто бы хочу истребить мусульманство, тогда как я вовсе не хочу истреблять мусульманства, а лишь единоверца своего защитить... Помогая славянину, я не только не нападаю на веру татарина, но мне и до мусульманства-то самого турки нет дела: оставайся он мусульманином сколько хочет, лишь бы славян не трогал». «Татары, бывшие мучители земли русской, на этой земле пришельцы. Но, усмирив их, отвоевав у них назад свою землю и завоевав их самих, русские не отомстили татарину за двухвековое мучительство, не унизили его, подобно как мусульманин-турка измучил и унизил райю, ничем и прежде его не обидевшего, - а, напротив, дал ему с собой такое полное гражданское равноправие, которого вы, может быть, не встретите в самых цивилизованных землях столь просвещенного, по-вашему, Запада. Даже, может быть, русский мусульманин пользовался иногда и высшими льготами против самого русского, против самого владетеля и хозяина русской земли... Веру татарина никогда тоже не унижал русский, никогда не притеснял и не гнал, и – поверьте, что нигде на Западе и даже в целом мире не найдете вы такой широкой, такой гуманной веротерпимости, как в душе настоящего русского человека. Поверьте тоже, что скорей уж татарин любит сторониться от русского (именно вследствие своего мусульманства), а не русский от татарина. Чем я оскорбляю татарина, что сочувствую моей вере и единоверцам, чем гоню его веру? И чем я виноват, что, в его понятиях, всякая наша война с турками принимает характер вероисповедный? Не может же русский изменить основные понятия всего мусульманства...» - пишет Ф.М. Достоевский. Или вот еще цитата из «Дневника писателя», повествующая о мусульманском фанатизме: «...турок режет славянина за то, что тот, будучи христианином, райей, осмеливается домогаться с ним равноправия. Перейди болгарин в магометанство – и турок тотчас же перестанет мучить его, напротив, тотчас же признает его за своего, - так по Корану». | |
| ПУБЛИКАЦИИ | |
| 3412 reads | 20.12.2013 |
ЕЛЕНА ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН