ИОСИФ БРОДСКИЙ (ЧАСТЬ II)
 ЗАРА МИРЗАБЕКЯН Бродский посвятил Венеции немало стихов. Но самое знаменитое его эссе о ней «Набережная Неисцелимых». Впервые опубликованное оно носило название «Водяной знак», однако потом он счел необходимым изменить заголовок.  Эта набережная единожды появляется в тексте эссе, скорее даже мелькнет. «От дома мы пошли налево и через две минуты очутились в Фондамента Инкурабили - так звучит на итальянском название этого странного места. Странного, потому что места с таким названием в Венеции нет. Он назвал эту набережную Неисцелимой возможно потому, что она напоминала ему родной горой. Этот зазор между двумя берегами, разделенными то ли лагуной, то ли рекой, то ли временем. Жизнь в рассеянном свете, так можно назвать его странствие. «То тут, то там пробиваются солнечные зайчики, маячки света и теней, а на осенний крик ястреба ложиться белое вечернее и вечное облако. Почему она так называется я, кажется, уже писал. Здесь воздвигнут памятник за избавление от чумы, и здесь было несколько госпиталей, больные которых выходили и подолгу сидели тут, и по этому, когда я увидел ее, я решил ее для себя так назвать. И, в конце концов, это относится ко всякому человеку, это относится к людям, с которыми ничего нельзя поделать, и мы все, до известной степени, все такие».  Теперь, на набережной, появилась мемориальная доска с абрисом его профиля и надписью: «Иосиф Бродский, великий русский поэт, лауреат Нобелевской премии воспел эту «Набережную Неисцелимых». В декабре 1987 года, в возрасте сорока семи лет, он был награжден Нобелевской премией по литературе. Как было сказано в официальном постановлении Нобелевского комитета «за всеохватное авторство, исполненное ясности мысли и поэтической глубины». (Бродский – один из самых молодых лауреатов премии за все годы).  О времени, о человеке. О пути и месте его во времени этом. С этой речью Иосиф Бродский выступил на вручении премии. «Дорогие друзья! На сегодняшний день чрезвычайно распространено утверждение, будто писатель, поэт в особенности, должен пользоваться в своих произведениях языком улицы, языком толпы. При всей своей кажущейся демократичности и осязаемых практических выгодах для писателя, утверждение это вздорно и представляет собой попытку подчинить искусство, в данном случае литературу, истории. Только, если мы решили, что «сапиенсу» пора остановиться в своем развитии, литературе следует говорить на языке народа. Только тогда. Но в противном случае народу следует говорить на языке литературы. В настоящей трагедии гибнет не герой – гибнет хор». Этими словами он закончил речь. На западном берегу в Нью-Йорке, живя тихо и достаточно обособленно, Бродский чувствовал себя, как он сам говорил, западником. Его мироощущение и ощущение себя в мире, которое долгое время не могло найти пристанища, наконец, уверенно поделилось на то, что было-Ахматова, Петербург, суд, ссылка, тюрьма, родители, высылка, родина, Марина, и на то, что есть-поэт-лауреат США, мантия почетного доктора Оксфордского университета, тихая жизнь, лекции, эссе, много сборников стихов, малый круг друзей. Его жизнь на Западе выглядит как восхождение по лестнице успехов. Все высшие награды и премии, какие только могут достаться литератору, в том числе «премия гениев», почетный доктор Йеля, почетный гражданин Флоренции и Санкт-Петербурга, кавалер ордена Почетного легиона и т.д. и т.п.  В 1990 году Бродский женился на итальянке с русскими дворянскими корнями, она была на тридцать лет младше него и безумно напоминала кого-то из молодости. У них родилась дочь. Стихи с ссылкой на «М.Б.» прекратились. Субботним вечером 27 января 1996 года в Нью-Йорке Бродский готовился ехать в Саут-Хедли, собрал в портфель рукописи и книги, чтобы завтра взять их с собой, пожелал жене спокойной ночи. Утром она нашла его в кабинете, на полу. Бродский был полностью одет. На письменном столе рядом с очками лежала раскрытая книга-двуязычное издание греческих эпиграмм. Сердце поэта остановилось в ночь 28 января 1996 года. Я входил вместо дикого зверя в клетку. Жил у моря, играл в рулетку. Обедал, черт знает, с кем во фраке. С высоты ледника я озирал полмира. Иосиф Бродский умер в 56 лет. Похороны прошли в Нью-Йорке 31 января 1996 года. После его смерти журнал «Нью-Йоркер» поместил статью, в которой была высказана мысль о перезахоронении Бродского в Венеции, городе, который он так любил. Вдова поэта поддержала эту идею. Говорят, в аэропорту, когда гроб стали грузить в катафалк, он неожиданно переломился пополам. Легенда это или правда сказать могла бы только вдова. Однако Бродский просил и жену, и дочь не разглашать после его смерти никакой личной информации о нем до 2020 года. Он также распорядился, чтобы его письма и дневники были закрыты на 50 лет. Что скрывал поэт? Почему эта странная просьба касалась именно тех, кто хорошо знал его? Почему было так тщательно высчитано время, когда уже не будет в живых никого из родных и друзей, никого из тех, кому он так долго и самозабвенно рассказывал о счастье? История каждой жизни как история любви и она неотделима от природных процессов. В жизни участвуют лес, воздух, море, птицы… Но в нормальный ход бытия врывается противоестественная всему этому сила. Сила, образующая человека и делающая человеком. И может быть эта совокупность всего вместе и есть тот великий духовный опыт и то, что еще важнее, любовь. Личная трагедия, которую Бродский в сущности сам для себя выбрал, заставила поэта броситься навстречу судьбе, и, тем самым, пройти свой великий путь, а для всех остаться в истории гениальным поэтом Иосифом Бродским. Я был только тем, чего ты касалась ладонью, над чем в глухую, воронью ночь склоняла чело. Я был попросту слеп. Ты, возникая, прячась, даровала мне зрячесть. Так оставляют след. Так творятся миры, так, сотворив, их часто оставляют вращаться, расточая дары. Так, бросаем то в жар, то в холод, то в свет, то в темень, в мироздании потерян, кружится шар. | |
| ПУБЛИКАЦИИ | |
| 3235 reads | 09.11.2013 |